Ностальгия - Страница 122

122

Теперь уже сматывают удочки не просто рядовые герильос. Тайком оставляют свои посты и, переодевшись в рванье, набитое драгоценностями, уезжают старшие сотрудники Безопасности, руководство полиции, революционной мэрии. Оставшиеся трясутся возле своих сейфов в глубине казарм и комендатур.

И вот настал день, когда наемники подожгли свои казармы и начали отход из города. Ощетинившись стволами, они двигались по всем правилам – разведка на колесных мотоциклах, моторизованный авангардный отряд, саперы, основные группы и обозы, фланговое и арьергардное охранения. В них не стреляли на этот раз – просто издевательски свистели из окон. Они уходили на северо-запад – шоссе на Нью-Салвадор было услужливо оставлено открытым. Но Имперской авиации не удалось поживиться – в западном предместье наемники подожгли и бросили всю технику и растворились среди домишек, мелкими группами просачиваясь через перелески в джунгли.

Мы уже перестали менять квартиры каждую ночь – город практически наш. С относительным комфортом я устроился в отеле «Копакабана» под надежной охраной целой стрелковой группы. Я хожу на службу, как на посменную работу. Буднично и без страха. В отсутствие постояльцев персонал отеля рад и таким клиентам, как мы. Единственное неудобство – вот уже пару недель нет горячей воды и обед из простой овсянки в ресторане стоит дороже прежнего банкета, но мне плевать – я счастливый обладатель имперской наличности, что регулярно поставляет мне служба майора О'Хара. Каждую ночь после возвращения из очередной стычки я снимаю стресс и напряжение посредством жарких объятий черноволосых бестий с восхитительно мягкими губами. Посредством этих объятий я пытаюсь передать Шармиле свою страсть и любовь. И крепкозадые смуглянки с благодарностью воспринимают мою искренность, удивляясь самим себе и еще больше – необычной для белого страстности.

И все-таки я продолжаю чувствовать себя неуверенно. Как-то подозрительно хорошо все идет. Весь мой скудный опыт гласит: если сейчас тебе спокойно – жди беды. Жизнь солдата – сплошные качели. Если не наступил на мину в патруле, не торопись радоваться – завтра снайпер прострелит тебе ногу. Если нарвался на засаду, не падай духом – завтра подвезут свежий сухпай и даже пиво. Убили товарища у тебя на глазах – ну что ж, тем больше шансов за то, что пиво окажется холодным. Я привык быть суеверным. На войне суеверие не самый большой недостаток. Если тебя пнули – не беда, радуйся, что не сломали ногу, если же пинка удалось избежать, смотри под ноги – где-то тут должна быть свежая куча. Может быть, я потому и жив до сих пор. Дурные предчувствия копятся внутри меня в холодный ком.

И вот наконец на мой чип падает распоряжение:

«Приступить к выполнению плана „Снегопад“. Блокировать объекты номер шесть, семь и девять и любыми доступными средствами удерживать находящиеся в них силы до подхода дружественных сил», – гласит мыслеграмма.

«Началось, твою мать», – думаю я и срочно связываюсь с Лео. Все то время, пока идет соединение, я витиевато и бездумно матерюсь себе под нос, раздувая злость назло мерзкому холодку в животе.

15

Рано утром, в четыре часа, отчаянно зевая, мы выползаем из своих нор и открыто собираемся на позициях. Чтобы отличаться от революционеров, на наших руках белые повязки. Впрочем, разъяренным жителям все равно, кто мы. Для них мы такие же бандиты, что и с красными повязками. Та же шваль, которая разграбила, загадила их город и распугала богатых отдыхающих. Поэтому, от греха подальше, передвигаемся отрядами покрупнее. Над городом уже вовсю трещат выстрелы, звуки доносятся со всех сторон, вот откуда-то начинает хлопать миномет, потом, словно примериваясь, стучат короткие очереди ручных пулеметов. К моменту, когда мы выбиваем выстрелами двери квартир близлежащих к нашим объектам домов, очереди и взрывы вокруг гремят непрерывно.

Наша комендатура на Руо до Банко – бывшая трехэтажная школа из потемневшего от времени и солнца кирпича. Подходы заставлены примитивными противотанковыми «ежами», сваренными из обрезков рельсов от городских трамвайных путей. Сплетения колючки превратили проходы во двор и заборы в уродливые колючие страшилища из фильмов ужасов. Из окон верхнего этажа сквозь разнокалиберные мешки с песком торчат пулеметные стволы. На заборе грубо намалеванная надпись: «Не подходи – мины!» Двор пуст. При первых звуках стрельбы комендатура изготавливается к бою. Бухает тяжелый фугас где-то слева – революционеры подрывают заранее установленную в доме напротив мину. Саперы прохлопали подарок. Еще один взрыв. И еще, теперь уже справа. Словно почувствовав последнюю схватку, герильос хоронят под обломками готовых к бою врагов вместе с десятками обывателей. Жутковатое ожидание взрыва витает в воздухе. Господи, не дай мне сдохнуть, как крысе! Господи, только не в этом клоповнике! Господи… БАММ! Пол уходит из-под ног. Бесшумно падает с потолка люстра. Вылетают стекла. Двери вываливаются из пазов и замирают, перекосившись, как в картинке из комиксов. Отряхиваю пыль от осыпавшейся штукатурки. Стоять непривычно, но можно. Пол перекосило. Наша часть дома устояла. Бойцы у окна поднимаются на четвереньки, плюются пылью, отряхивают оружие. Губы их шевелятся – благодарственная молитва.

– «Мангустам», здесь Старший-три. Группы два, четыре и пять, доложить о потерях, – говорю в коммуникатор.

– Группа пять. Дом обрушился, ничего не видно, пыль кругом, остались минометчики и пулеметы на улице, – отзывается кто-то срывающимся голосом.

122