– Передохнем?
– Конечно, Шар. Вы и так долго продержались.
– Да ладно вам! Терпеть не могу, когда мне льстят, – полушутя отмахивается она.
– Я абсолютно честен. Никакой лести. Вы неплохо чувствуете воду.
– Вы поплавайте пока без меня. Я вымотала вас, наверное, – улыбается О'Хара.
Я ввинчиваюсь в воду. Лечу в полутьме двухударным кролем. В темпе прохожу туда-обратно, перехожу на брасс. Тело горит и просит добавки. Вода придает мне силы и словно расступается передо мной. Пятна фонарей под водой качаются перед глазами размытыми дугами. Я испытываю настоящий, ни с чем не сравнимый кайф, словно дельфин, попавший в родную стихию после долгого перерыва. Я играю и кружусь в диком кураже, демонстрируя благосклонной самке свои достоинства. Я рассекаю воду тредженом. Я выпрыгиваю над водой в энергичном баттерфляе. Я ныряю и с десяток метров плыву под водой и в заключение торпедой выметываюсь на стенку, обрушив на мозаичный мягкий пол поток воды. О'Хара сидит, обняв колени, и не спускает с меня глаз.
– Вы просто артист, Ивен, – наконец говорит она.
– Вы преувеличиваете, Шар. Но я рад, что вам понравилось.
Некоторое время мы сидим рядом, болтая ногами в воде.
– Знаете, а в Древней Греции человек, не умевший читать и плавать, считался невежественным, – говорю я.
– Ну, по меркам древних греков, Ивен, вы профессор, не иначе.
Смех ее задевает внутри меня какие-то струнки, я подвешен на этих струнках, как деревянная суставчатая кукла, и управляет она мною не хуже опытного кукловода. Мне хочется обнять госпожу лейтенанта или просто взять за руку – такая она сейчас близкая. Но я понимаю: это предел, за который лучше не переступать. Как там намедни говорил Гус: «Без всякого траха в кайф». Или что-то вроде. Когда я рядом с Шармилой, Ника отпускает меня. Не тревожит больше. Дай ей Бог счастья за все, что она для меня сделала. Я был с нею счастлив целый год, это само по себе не мало. Добрая память о моей длиннолапой кошке – все, что мне осталось. И мне так легко от этого, что хочется глупости делать. Мы болтаем с Шар просто так, ни о чем. И понимаем, что вот-вот начнем о личном, наши занятия плаванием – глупейший предлог, наивный обман окружающих, и нас тянет друг к другу, но проклятые условности не позволяют перешагнуть рамки. Нас словно силовой барьер разделяет. Говорить можно, а прикоснуться – никак. И смотрит она на меня искоса так, словно видит насквозь, и улыбается грустно, читая мои глупые мыслишки.
– Выпьете чего-нибудь? – интересуюсь я.
– Не знаю. Чего-нибудь легкого. Лучше минеральной воды.
Бар на нашей половине не работает, так что я пулей перемахиваю на другую сторону и проталкиваюсь между пьяных верзил к стойке. Бармен выслушивает мой заказ с кислой физиономией. Да уж, на мне ты много не заработаешь, парень.
Мы устраиваемся в проточных ваннах с теплой водой. В этом углу света почти совсем нет. Глаза О'Хара – блестящие точки в полутьме. Я улыбаюсь, глядя на нее.
– У вас глаза в темноте светятся, Шар. Как у ведьмы. Или как у кошки, – со смешком говорю я в ответ на ее немой вопрос.
– Ну знаете, Ивен! Впервые мужчина ухаживает за мной, называя ведьмой, – притворно возмущается она.
– Ведьма – это комплимент. Вроде породистой стервы. Некоторым женщинам нравится. Очевидно, вы не тот тип.
– Что с вас взять. Все полевые морпехи – жуткие мужланы! А так все хорошо начиналось…
Мы смеемся и продолжаем никчемный треп. Просто так. Я будто вне времени, мне сейчас все по барабану. Только бы эта ночь не кончалась.
– Ивен, у вас ведь есть жена в Зеркальном? Ну или гражданская жена, – внезапно, без перехода, интересуется О'Хара, глядя на воду.
– С женой я в разводе. С гражданской – тоже.
– Мне показалось, вы были чем-то расстроены в гостинице, когда говорили по коммуникатору.
– Да как вам сказать…
– Если не хотите, отвечать не нужно, – говорит она, по-прежнему не отрывая глаз от воды.
– Я с дочерью говорил. Большая уже – пятнадцать ей. Сто лет ее не видел. А потом с Никой.
– Ника – эта ваша жена?
– Скорее подруга. Хотя… мы с ней год вместе прожили. Наверное, можно сказать, что и жена. – Немного помолчав, добавляю: – Была…
– Простите, что разбередила вас, Ивен, – тихо произносит Шармила.
– Я сам ее спровадил, когда полоса пошла…
– Полоса?
– Полоса неудач, – поясняю я. – Склад сгорел вместе с товаром, страховка накрылась, потом обвинение в коррупции. Плюс невыполненные обязательства перед партнерами. Покатилось как-то все. Я решил, что ни к чему ее во все это впутывать. Корпус с призывом выручил меня крупно. Я бы сейчас уже кровью в шахте кашлял.
– Вы ее любите, Ивен?
Молча смотрю на нее. Она упорно не смотрит мне в лицо. Губы ее чуть напряжены. Я боюсь признаться, что Ника – да, она моя, она клок сердца с собой забрала, но вот что со мной сейчас творится, сам понять пытаюсь. И дать однозначный ответ в присутствии Шар – значит выбор сделать. И я проявляю малодушие.
– Уже не знаю. Она выходит замуж, так что в любом случае – это неважно. Вы по службе интересуетесь, Шар?
Она наконец поворачивает голову. Глаза ее снова отражают далекий свет. Она качает головой:
– Ну что вы, Ивен. Какая служба, в самом деле. Что же вы такой недоверчивый? Или это просто броня? Не подходи – укушу?
Я улыбаюсь грустно:
– Хотите еще поплавать?
– Попозже. Давайте так еще посидим. Здесь так романтично.
Она ложится на спину, забрасывает руки за голову. Вода струится по ее телу, купальник снова прозрачен, я вижу каждую ее черточку, даже пятнышки сосков могу разглядеть, если мне в темноте не привиделось. Я поздно спохватываюсь, она повернула голову и смотрит на меня в упор, кажется, она видит в темноте, я смущенно улыбаюсь, застигнутый на месте преступления, что еще остается. Она меня провоцирует.