– Я – оружие…
– Я – ОРУЖИЕ!! – торжественно вторим мы.
Наша утренняя молитва – наш ежедневный ритуал, непоколебимая традиция, которую не способны нарушить ни война, ни учения, ни снег, ни ураган. Каждое утро мы читаем ее, стоя на плацу или сидя в окопах, мы декламируем ее, наливаясь восторженной дурью, на палубе десантного корабля, или по внутренней трансляции «Томми», или в полевом блиндаже. Где угодно, в каких угодно условиях. Потому что мы – морская пехота, мы написали свои традиции своей и чужой кровью, и они переживут нас, и потому Корпус будет существовать вечно. Одновременно с нами тысячи морпехов, свободных от службы, по всему Шеридану произносят:
– …Я НЕ РАССУЖДАЮ И НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ПОТОМУ ЧТО ОРУЖИЕ НЕСПОСОБНО РАССУЖДАТЬ И СОМНЕВАТЬСЯ… ИМПЕРАТОР НАПРАВЛЯЕТ МЕНЯ… ВРАГ ИМПЕРАТОРА – МОЙ ВРАГ… МОЯ РАДОСТЬ – ВИДЕТЬ СМЕРТЬ ВРАГОВ ЕГО… МОЯ ЦЕЛЬ – СЛУЖИТЬ ЕМУ… МОЯ ЖИЗНЬ – СТРЕМЛЕНИЕ К СМЕРТИ ВО СЛАВУ ЕГО…
Я выкрикиваю слова-заклинания именно в том ритме и с той силой, что известны каждому морпеху. Впервые за пятнадцать лет. Мы говорим, как единое целое, мы и есть единое целое, большой кровожадный организм с четырьмя сотнями луженых глоток. Я растворяюсь в нем, теряю индивидуальность, я песчинка в бетонном монолите, и мне приятно знать, что без меня и сотен других этот монолит – ничто. И я ощущаю это, как никто другой, и я весь тут, и душой и телом, и моя прошлая жизнь осыпается с меня, как сухая шелуха.
– …МОЯ СЕМЬЯ – КОРПУС. МЕНЯ НЕЛЬЗЯ УБИТЬ, ИБО ЗА МНОЙ ВСТАЮТ БРАТЬЯ МОИ, И КОРПУС ПРОДОЛЖАЕТ ЖИТЬ, И ПОКА ЖИВ КОРПУС – ЖИВ И Я. Я КЛЯНУСЬ ЗАЩИЩАТЬ СВОЮ СЕМЬЮ И БРАТЬЕВ СВОИХ, НЕ ЩАДЯ ЖИЗНИ…
И комбат, и ротные, и офицеры штаба, все, как один, полузакрыв глаза повторяют вместе с нами:
– …Я ЗАКАЛЕН И РЕШИТЕЛЕН. Я ХОЗЯИН СУДЬБЫ СВОЕЙ. Я РОЖДЕН, ЧТОБЫ УБИВАТЬ. Я ДОЛЖЕН УБИТЬ ВРАГА РАНЬШЕ, ЧЕМ ОН УБЬЕТ МЕНЯ. ПРИ ВИДЕ ВРАГА НЕТ ЖАЛОСТИ В ДУШЕ МОЕЙ, И НЕТ В НЕЙ СОМНЕНИЙ И СТРАХА. ИБО Я – МОРСКОЙ ПЕХОТИНЕЦ. Я – ОРУЖИЕ В РУКАХ ИМПЕРАТОРА, А ОРУЖИЕ НЕСПОСОБНО ЖАЛЕТЬ И СОМНЕВАТЬСЯ. И С ЭТОЙ МЫСЛЬЮ ПРЕДСТАЮ Я ПЕРЕД ГОСПОДОМ НАШИМ. АМИНЬ!
Некоторое время мы стоим, не шелохнувшись. В полной тишине. В такие моменты, если приказать солдату пробить головой каменную стену, он не будет раздумывать ни секунды. Просто разбежится и врежется в нее лбом.
Первым оживает комбат:
– Батальон, вольно! Командирам рот приступить к занятиям по распорядку.
Лейтенант Бауэр выглядит, как розовощекий натурщик с рекламных плакатов Корпуса. Крепкий, широкоплечий, с голубыми глазами и квадратной челюстью. Коротко стриженный затылок, переходящий в мощную шею. Именно такими принято изображать идеальных морпехов. Словно его вырастили в инкубаторе по имперским стандартам. Не сразу и поймешь, что ему чуть больше двадцати.
– Сэр, сержант Трюдо! – докладываю я.
Лейтенант поднимается, отвечает на приветствие. Подает мне руку. Ощущение, словно пожал деревянную лопату. Для офицера рука взводного на удивление мозолиста. Словно в офицерской школе он только и делал, что долбил окопы и болтался на турнике. Одно это настраивает меня в пользу взводного. Кому охота служить со штабным «сынком».
– Ты француз, сержант? – спрашивает лейтенант, снова усаживаясь за свой крохотный столик с голодисплеем.
– Никак нет, сэр!
– Но кличка-то у тебя именно такая.
– Так точно, сэр. Наверное, из-за фамилии, сэр!
– Кто по национальности твои родители?
– Сэр, мой отец родом из Канады, Земля. У матери в роду были поляки и чехи. Точно не знаю, сэр!
– В Корпусе нет национальностей и прочей херни. Но я с Рура. И я не доверяю французам. А ты с Нового Торонто. Значит, ты и есть француз. – Взводный складывает руки на столе и склоняется ко мне. Должно быть, так его учили вести доверительный разговор с подчиненным. Разве что он забыл при этом пригласить подчиненного присесть.
Молчу, не понимая пока, куда гнет мой зеленый командир. Решаю, что он пытается вывести меня из равновесия, и принимаю его игру.
– Молчишь?
– Сэр, сержант не знает, что ответить, сэр!
Эта игра может длиться бесконечно. Ты начальник – я дурак. Начальник задает вопросы, дурак с честным видом дает на них простые, односложные ответы. И так до тех пор, пока у какой-то из сторон не сдадут нервы. Дураку нечего бояться, потому как у начальника на него ничего нет, а начальнику очень хочется поставить дурака в невыгодное положение и навязать ему свое решение.
– Трюдо, ты единственный сержант во взводе не из кадровых.
– Сэр, я отслужил в Корпусе десять лет. Из них три – сержантом.
– Это было пятнадцать лет назад, Трюдо.
– Так точно, сэр!
– Твои навыки утрачены.
– Возможно, сэр!
– Понимаешь, Трюдо, я хочу, чтобы мой взвод состоял из профессионалов, а не из пузатых пенсионеров.
Усмехаюсь про себя. Ишь куда тебя понесло. Хотелось попасть в кадровую роту и делать карьеру, а вместо этого тебя сунули воспитывать кучку резервистов? Да еще и война вот-вот? Хрен тебе тут, а не карьера, дружок. Вслух же бесстрастно говорю:
– Не сомневаюсь в этом, сэр!
– Не хочешь подать рапорт о переводе?
– Никак нет, сэр!
– А если я тебе прикажу?
– Сэр, я выполню любой приказ, сэр!
– Трюдо, я читал твой файл. Ты хорошо характеризуешься по прежнему месту службы. Ничего личного. Я просто хочу, чтобы командиры отделений во взводе были профессионалами.
– Так точно, сэр!
– Садись, пиши рапорт о переводе в другое подразделение. На имя командира роты. Это приказ.
– Есть, сэр!
Пристраиваюсь на уголке лейтенантского столика. Старательно вожу световым пером по глянцевому листку электронного планшета: