Ностальгия - Страница 129

129

– Ясно, сэр.

– Порядок в тумбочке должен быть идеальным. Щетка и зубная паста слева, бритвенный гель и мыло – справа на верхней полке. Устав и документы для изучения – на средней полке, устав сверху. Принадлежности для ухода за одеждой и обувью – на нижней, причем щетки справа. Снаряженный ранец – в изголовье под койкой.

– Понятно, сэр!

– Вот еще что, солдат.

– Слушаю, сэр!

– У тебя первая категория. Это значит – без права помилования. Никакого искупления кровью. Значит – весь срок. Не вздумай соскочить. Если кончаешь жизнь самоубийством – умирает все твое отделение. Если нерадиво относишься к своим обязанностям – сначала наказывают тебя. Повторное нарушение – страдает все отделение. Свыкнись с этим. За тобой будут наблюдать в десять глаз. И ты сам наблюдай, коли жизнь дорога.

– Ясно, сэр!

– Порядок у нас простой. Один день – работы в расположении, изучение устава, строевая подготовка и так далее по распорядку. Один день – участие в боевых действиях. Это означает, что сутки мы сидим в окопах на переднем крае и, когда приходит нужда, получаем оружие и идем в атаку. В режиме «зомби», естественно. Так что откосить не получится.

– Понятно, сэр! – облизываю пересохшие губы.

– Друзей тут нет. Только командиры или сослуживцы. Невыполнение приказа автоматически влечет наказание болью. Топ-сержант уже показывал тебе, что это значит?

– Так точно.

– Если командир не наказывает тебя, наказывают его. Или подразделение. Тебе придется стать идеальным солдатом, рядовой. По-другому тут не бывает.

– Ясно, сэр. Рядовой просит разрешения задать вопрос, сэр! – Я вновь начинаю чувствовать себя салагой в чистилище. Казалось, навсегда забытое состояние.

– Задавайте.

– Есть ли шанс у идеального солдата выжить, сэр?

– Как у всех. В бою все одинаковы. Все идут в атаку. Так что смерть тут – лотерея.

– Ясно, сэр.

– Получи у моего заместителя свое имущество. Через тридцать минут желаю видеть твою койку, тумбочку и тебя самого в идеальном состоянии.

– Есть, сэр!

Командир взвода Краев слегка медлит. Оглядываясь, спрашивает тихо:

– Ты из морпехов?

– Так точно, сэр. Сержант, командир отделения. «Джульет»-три, четвертый второго, – так же негромко отвечаю я.

– Я тоже из Корпуса. Капитан. Командир разведроты. Первый полк. Тут много наших. Убийство?

– Неосторожное убийство офицера, сэр.

– Знаю я эти неосторожности, – усмехается бывший капитан. – Держись, морпех. Может, и повезет тебе.

– Спасибо, сэр! – На мгновение мне становится легче. Я не один тут такой.

Через полчаса от морпеховского братства не остается даже запаха. Я корчусь на земляной палубе от разрывающей каждую клеточку тела боли. На первый раз – всего три секунды. Рядовой Краев, командир взвода, находит заправку моей шконки не идеальной. А комбинезон мой недостаточно выглаженным. В течение получаса сеанс повторяется трижды, пока я не начинаю четче представлять образ идеального солдата. А потом в течение долгих четырех часов я в составе взвода марширую по щебенке плаца, отрабатывая доселе незнакомые строевые приемы. То и дело я падаю на палубу, разрываемый дикой болью. К вечеру я непроизвольно сжимаюсь от страха уже при одном приближении командира.

– Ничего, братан, – шепчет мне перед отбоем сосед по кубрику. – Живут и здесь. Привыкнешь. Я вот уже три месяца чалюсь.

Я молча киваю ему.

– Взвод… отбой! – Я прыгаю в койку, словно в воду с горящего борта. Одеяла взмывают над нами, как паруса, и саваном накрывают вытянувшиеся «смирно» тела.

Тропический дождь обрушивается на лагерь. Туго натянутая парусина полощет под порывами ветра. Барабанный шум ливня над головой глушит слова команды.

– Молитву… начинай!

– Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое… – гудит по палатке монотонный хор идеальных солдат.

3

На следующий день после завтрака – строго по распорядку, – рота бегом выдвигается на передовую. Наш лагерь от нее недалеко, пара километров всего. Непривычная стальная каска в матерчатом чехле основательно грузит шею. Пустые подсумки на разгрузке. Вместо брони – легкий бронежилет, весь в заплатках. Занимаем позиции в наспех выдолбленных неглубоких траншеях, перегораживающих улицу. Впереди, слева, сзади – сплошная пальба из легкого оружия. Дома вокруг почти целы, лишь кое-где выбиты окна да стены пулями исщерблены – Нью-Ресифи берут штурмом аккуратно. Авиацию и артподдержку применяют точечно. Город просто нашпигован промышленными объектами, разрушать которые команды не было.

Пули поют над головами на разные голоса. Без брони и оружия чувствую себя как таракан в будильнике. Во все глаза наблюдаю за соседями – если они выжили, получится и у меня. Сидим в узкой неглубокой траншее на корточках, изо всех сил стараясь не высунуть макушку и одновременно не испачкать спины в мокрой глине – потом придется долго и нудно отстирывать комбез вручную. Пьем воду из фляг. Многие на полном серьезе молятся, склонив головы и шепча с прикрытыми глазами. Жаль, я не научился общаться с Богом, сейчас бы самое время. Устав от бессмысленного ожидания, тихонько бормочу свое:

– Я – морской пехотинец. Я – оружие…

Сосед удивленно поднимает голову. Смотрит на меня непонимающе. Будто я в сияющий храм во время проповеди на «Томми» въехал. Потом осмысленное выражение появляется в его тусклых глазах.

– …Я не рассуждаю и не сомневаюсь, потому что оружие неспособно рассуждать и сомневаться, – начинает он шептать вслед за мной.

Сидящий за ним навостряет уши.

– …Моя семья – Корпус. Меня нельзя убить, ибо за мной встают братья мои, и Корпус продолжает жить, и пока жив Корпус – жив и я… – через минуту уже несколько человек вокруг меня негромко декламируют заклинание силы.

129