Включаются тактические блоки. Скосив глаза, наблюдаем за переливами зеленых меток, мельтешащих комментариями. Оживает наушник. Голосом взводного он запрашивает готовность экипажей.
– Лось-ноль, здесь Лось-три, готовность подтверждаю, – тут же отзываюсь я, разлепив сухие губы.
– Лось-ноль, здесь Лось-два, готовность подтверждаю. Лось-ноль, готовность подтверждаю, – вслед за мной докладывают командиры остальных отделений.
– Лось-ноль – Лосям – один, два, три. Готовность шестьдесят секунд. Включаю отсчет, – доносится голос Бауэра.
Тактический блок послушно сыплет белыми числами, стремящимися к нулю.
– Заводи, – командую механику по внутренней связи.
«Томми» взрыкивает движком, выбрасывая в трюм транспорта струи паровых выхлопов.
– Экипаж, готовность тридцать секунд, – сообщаю отделению.
В полутьме возникает смутное шевеление, сопровождаемое лязгом закрепляемого в бортовых захватах оружия. Гудит над головой привод башни, задирающей ствол орудия вверх на максимальный угол. С резким «клац-клац-клац» проворачивается за моей спиной оживший механизм подачи снарядов. Фигуры снова замирают, расставив ноги и стиснув зубы в ожидании зубодробительного удара. Холодный пот пропитывает наши напряженные спины, стекает по лбам.
– …Четыре, три, два, касание! – сообщает взводный.
– Тормоза долой! Подъем! – кричу я чуть громче, чем следовало.
Утробный рев «Томми» заполняет каждую клеточку наших тел. Мы чувствуем, как палуба плывет под нами, как наша бронированная коробочка повисает в воздухе и дрожит в нескольких сантиметрах от стального настила.
Сигнал открытия отсека врывается в уши нудным комариным писком. Мы не видим, но знаем, четко представляем, как рушится на песок тяжелая аппарель.
– Механик, вперед! Башня, огонь по готовности! – ору я в ларингофон.
И «Томми» выпрыгивает на свободу. Ревя движками на форсаже, он проносится в воздухе над ребристыми наклонными листами, врезается днищем в берег так, что у нас клацают зубы и трещат многострадальные позвонки, подпрыгивает, идет бортом вперед, неуклюже покачиваясь, выравнивается и, крутя башней, мчится прочь от воды. Подальше от замершей у уреза туши десантного корабля, раззявившей черную пасть, из которой выпрыгивают и выпрыгивают все новые коробочки, и в вихре песка из-под юбок нагнетателей расползаются в линию, и ползут к зеленому частоколу джунглей, что поднимается впереди над стеной утреннего тумана.
И мы наконец облегченно выдыхаем регенерированный воздух внутри своих закупоренных наглухо бронекостюмов. Стук и щелчки по внешней броне, на наше счастье, не пули и не осколки. Это разлетаются из-под соседних машин мелкие камушки прибрежной гальки. Мы молча сидим, боясь говорить из риска пооткусывать языки, и сжимаем стволы коленями. И только головы наши, похожие из-за шлемов на круглые головы огромных доисторических тюленей, мотаются туда-сюда в такт рывкам и прыжкам нашего транспорта.
Отслеживаю на тактическом блоке наше положение. Запрашиваю разрешение взводного к высадке.
– Лось-ноль – Лосям – один, два, три. Высадка по готовности, – шуршит голос в наушнике.
– Отделение – к высадке! Механик, малый ход! Десантирование! – кричу я. – Отделение, к машине! Цепью, марш!
«Томми» дергается, как припадочный, резко сбавляя ход. Распахиваются кормовые люки, впуская в нашу железную берлогу ослепительный утренний свет. Горохом мы сыплемся в сияющее жерло, в рев воздуха под ногами, в пар выхлопов, с ходу разбираемся в цепь и неуклюже бежим, глубоко погружая ботинки в толстый слой разноцветных округлых камушков. С трудом поспевая за нашей коробочкой, волочем на себе кучу всякого нужного и ненужного барахла, дышим ртом, глотаем воздух, как густой кисель, и никак не можем надышаться.
Слева, справа от нас, немного впереди и сзади уже выстроились и подпрыгивают на бегу вслед за ревущими монстрами такие же редкие цепочки из теряющихся в тумане сине-зеленых жуков с палочками оружия перед собой. Низко над берегом, глуша нас своим грохотом, то и дело проносятся двойки «москито» – штурмовиков из авиакрыла дивизии. Из тумана позади на берег выбрасываются все новые и новые туши китов – десантных кораблей. Распахивая огромные черные пасти, они вываливают на песок длинные стальные языки. И я чувствую себя частью огромной непобедимой машины, и понимаю, что ничего не может противостоять такой мощи, и что я часть этой мощи, и мощь эта имеет имя, и имя ей – Второй полк Тринадцатой дивизии Корпуса морской пехоты Его величества Императора Земной империи, планета базирования Шеридан.
Мы достигаем границы джунглей – нашей точки назначения – и согласно вводной спешно зарываемся в землю, сооружая брустверы из набитых песком мешков и остервенело вгрызаясь в твердый красноватый грунт пополам с корнями. Мы с наслаждением сбрасываем с себя в кучу тонны барахла и, обливаясь потом в лучах поднимающегося тропического солнца, под прикрытием пулеметчиков и башенных орудий долбим, долбим, долбим землю стальными лопатками и рубим виброножами толстые змеи корней, отрываясь лишь затем, чтобы хлебнуть подсоленной воды из мягкой пластиковой фляги. Я вместе со своими бойцами, покрикивая и подгоняя их, расстегнув броню и подняв лицевую пластину, ковыряюсь в земле, больше для поднятия их духа и своего авторитета, чем с пользой для дела, хотя долбить на влажной жаре землю в мои сорок три – удовольствие еще то, несмотря на работающие на полную мускульные усилители. Водители выкатывают из грузовых отсеков страхолюдного вида «кроты», и те надсадно воют, орудуя вращающимися резаками и выбрасывая позади себя фонтаны измельченного грунта. Через пару часов с небольшим наш взвод закапывается по самую макушку, опоясывает свои позиции минными полями и датчиками слежения, оборудует ходы сообщения, устраивает глубокие капониры для «Томми». Мы занимаем оборону и лежим в сырых земляных ячейках, напряженно всматриваясь поверх стволов в зеленые сумерки перед собой, а где-то левее и сзади нас, выстраиваясь в колонну, идут и идут в глубину Латинской зоны по проделанной инженерами просеке ревущие боевые машины вперемежку с грузовиками обоза. Это продолжает развертывание наша Тринадцатая, «невезучая» дивизия.